Михаил Махов: «Челябинску дал имя городской бор. И мы должны помнить об этом»

Спекуляции с бором

— Михаил Андреевич, начнём с горячей темы: планируемом строительстве детской хирургии в Челябинском городском бору. Вы на чьей стороне: коллег-депутатов, принявших такое решение, или защитников бора, выступающих категорически против этого проекта?

— Давайте вспомним, как решался этот вопрос. В декабре 2019 года я оказался единственным депутатом Законодательного собрания, который воздержался при голосовании за передачу участка городского бора под строительство детской хирургии. Остальные депутаты поддержали это решение. Конечно, я понимал, что мой голос ничего не изменит. Но тогда было важно зафиксировать, что полного единодушия в этом вопросе в областном парламенте не было.

— Почему воздержались?

— Я считал, что эта тема требует более глубокого изучения. Как минимум поиска и обсуждения альтернативных вариантов. Но до рассмотрения реальных альтернатив дело так и не дошло. Всплыл как-то вариант с участком в жилом комплексе L-town, но как только выяснилось, что земля там стоит немалых денег, всё исчезло само собой. Моя позиция по городскому бору с тех пор не изменилась: я за сохранение этого уникального памятника природы и за сохранение всех памятников природы в их первозданном виде, если эти территории обладают природной ценностью. Другое дело, что считать памятниками природы. Как реагировать на изменения, которые происходят с этими объектами в реальности, порой не по вине человека.

Вокруг городского бора сегодня очень много спекуляций. Чего стоят слова некоторых его защитников о том, что, дескать, даже в Великую Отечественную бор не вырубили, а сейчас варвары, под которыми подразумеваются, естественно, власти, пытаются это сделать. Но постойте — в войну речь шла о вырубке всего бора, а сегодня мы говорим о передаче под детскую хирургию участка в 4,2 гектара из 1 184,6 гектаров особо охраняемой природной территории. При этом так называемое пятно застройки займёт около 1,5 гектаров, а на 2,7 гектарах лес будет сохранён. Не будем забывать и о том, что в декабре 2019 года депутаты в том же постановлении вернули в состав городского бора урочище Монахи и пойму реки Миасс площадью 59,9 гектара.

За последние 20 лет из состава особо охраняемой природной территории «Челябинский городской бор» вывели территории, которые потеряли свою природную ценность. В 2011 году исключили территории двух населённых пунктов (по факту нахождения), несколько дорог, детскую железную дорогу. Часть территории отошла Митрофановскому кладбищу. На территориях, утративших природоохранную значимость, построили мост с улицы Худякова на Северо-запад. А включили Изумрудный карьер, лес в районе Уфимских каменных карьеров, участок в районе парка Гагарина и участок в северо-западной части бора площадью 51,34 гектара. В 2001 году общая площадь в границах памятника природы «Челябинский (городской) бор» составляла 1179,64 гектара, а в 2020 году — 1184,6 гектара. Таким образом, бор сохранил свою площадь и даже чуть её увеличил. Сейчас рассматриваются предложения по дальнейшему увеличению площади этой ООПТ и охранных зон вокруг неё.

— Тогда почему вокруг сравнительно небольшого участка разгорелись такие баталии?

— Потому что экологическая повестка как в России, так и во всём мире становится инструментом в политической борьбе. Она позволяет новым политическим силам выходить на более серьёзный уровень влияния и лоббирования своих интересов.

— Однако суд в Санкт-Петербурге поддержал защитников бора, а не депутатов Заксобрания, заблокировав строительство детской хирургии.

— Не буду комментировать решение суда. Но отмечу, что природоохранные территории не всегда должны существовать в одних и тех же границах. Ведь если нельзя менять границы, то увеличивать площадь этих территорий тоже нельзя, а именно к этому стоит стремиться. Изменение границ — это и включение новых территорий, например, урочища Монахи и поймы реки Миасс. Всё течёт, всё меняется. Что-то приобретает природоохранную ценность, что-то утрачивает. Законодательство должно учитывать эти моменты. Гораздо важнее то, что будет происходить с особо охраняемой природной территорией «Челябинский городской бор» и прилегающей территорией. По моему мнению, необходимо разработать и утвердить план развития этих территорий, учитывающий интересы всех сторон.

Новые инициативы

— Кстати, о законодательстве. Какие законодательные инициативы в сфере экологии сегодня нужны региону?

— О напрашивающихся изменениях в закон об особо охраняемых природных территориях я уже сказал. Очень важно, на мой взгляд, доработать 498-й закон, касающийся обращения с братьями нашими меньшими. Его нынешняя редакция не устраняет угрозы со стороны стай диких собак. Всё, что могут на сегодняшний день сделать службы, отвечающие за эту сферу — отловить бродячих животных, установить на них бирки и провести стерилизацию, затем они обязаны выпустить их в месте отлова и зафиксировать на видео этот факт.

Так как средств на стерилизацию животных во многих муниципалитетах не хватает, проблема диких стай, представляющих реальную опасность для людей, становится крайне актуальной. Законодательное собрание Челябинской области подготовило поправки в федеральный закон, предусматривающие обязательную регистрацию домашних животных и ответственность за них владельцев. Поправки уже переданы в Госдуму. Отмечу, что коллеги предлагали более радикальную и жёсткую меру — усыплять бродячих животных. Это предложение не нашло поддержки.

— Представляю, какой негатив от владельцев домашних животных вы получите. Регистрация будет платной?

— Да. Считаю, здесь должна применяться такая же практика, как при покупке машины или недвижимости. Когда человек приобретает авто, он ставит его на учёт, ежегодно платит налоги. Так же и владелец питомца должен нести за него финансовую и иную ответственность. При этом все сборы в этой сфере должны быть экологически окрашены, о чём недавно говорил президент в послании Федеральному собранию. К примеру, часть этих средств можно использовать для строительства площадок для выгула животных, которых, кстати, в Челябинске и других городах области очень мало.

— Странно, что вы, как руководитель «АнтиСмога», первым делом не назвали закон о квотировании выбросов.

— Закон о квотировании также очень важен для региона. С одной стороны, замечательно, что создан такой пилотный проект, по которому мы добиваемся снижения выбросов в 12 наиболее загрязнённых городах страны. Напомню, в их число входят Челябинск и Магнитогорск. С другой — пока не решены технические вопросы, как будет работать эта система. Руководитель Росприроднадзора Светлана Радионова в ходе недавней поездки в Челябинск заявила, что окончательная методика расчётов по квотированию будет готова в этом году, и мы сразу начнем её применять.

Для нашей области, как старопромышленного региона, важно также устранять накопленный за многие десятилетия экологический вред. Я говорю про огромные шлакоотвалы промышленных предприятий. Действующий закон обязывает нынешних пользователей их рекультивировать. Однако то, что накопилось у нас за годы советской власти, никто рекультивировать не обязан, особенно если предприятия уже нет или оно обанкротилось. Возможно, здесь нужно вести речь о принятии отдельного федерального закона или программы.

— Следите ли вы за судьбой Томинского ГОКа как потенциально опасного производства?

— В истории с Томинским ГОКом, как и с городским бором, очень много политики. Насколько мне известно, вредные выбросы при работе ГОКа минимальны. Но уже несколько лет некоторые экоактивисты заявляют, что ТГОК наносит огромный вред. Они говорили об этом даже тогда, когда предприятие не работало. И те же экоактивисты игнорировали реальный вред от крупных промышленных предприятий-загрязнителей, которые в разы, а в некоторых случаях в десятки раз больше загрязняют окружающую среду. При этом, думаю, вскоре мы проверим безопасность технологий на Томинском ГОКе! Считаю, что общественный экологический контроль может и должен стать новым инструментом улучшения экологической ситуации.

— Какие надежды вы связываете с появлением в регионе экологического стандарта и развитием системы экологического мониторинга?

— Экологический стандарт и общественный мониторинг необходимо трансформировать в нормативную базу там, где это возможно. Благодаря ему областные власти заключили 15 четырёхсторонних и 33 двухсторонних соглашений о снижении выбросов с предприятиями-загрязнителями. Реализация стандарта — долгий и кропотливый процесс. Я не разделяю сомнений: нужен он или нет. Как вы думаете, нужны или не нужны региону 47 миллиардов рублей в качестве инвестиций на природоохранные мероприятия, запланированные до 2025 года?

То же самое могу сказать про развитие системы экологического мониторинга. Некоторые предприятия, не дожидаясь команды сверху, самостоятельно ставят дополнительные датчики на границе своих санитарно-защитных зон. Такое повышенное экологическое обязательство в этом году взял на себя ММК. Руководство комбината пообещало, что до конца следующего года весь периметр санитарно-защитных зон вокруг предприятия будет закрыт приборами учёта и контроля.

— В последнее время много говорится о мусорной реформе. Нужны ли здесь дополнительные законодательные акты на региональном уровне?

— Для начала было бы неплохо, чтобы все заинтересованные стороны научились корректно применять действующее законодательство. На простой вопрос, кто отвечает за содержание контейнерных площадок, искали ответ не один месяц. Наконец, нашли: муниципалитеты — в сельской местности, управляющие компании и собственники — в многоквартирных домах. Но до сих пор не все это поняли. Кроме законов, в регионе нужно улучшать инфраструктуру по раздельному сбору мусора, а в большинстве случаев — создавать её с нуля. При этом региональный оператор, заходя в эту сферу, должен понимать, что это социально ориентированный бизнес, и должен брать на себя дополнительную ответственность.

Большой Кисегач утекает в океан

— Михаил Андреевич, вы не новичок в Законодательном собрании. Тем не менее, были ли трудности при «вживании в новую роль» — руководителя комитета экологии?

— Да, пришлось глубже погружаться в тему. Когда я был рядовым депутатом, иногда ошибочно полагал, что знаю всё или почти всё об экологии в Челябинской области. Теперь понимаю, что знал немного. Поэтому самоуверенности нет. Главный принцип — не навреди. Но, если ты начал действовать и уверен в своей правоте, доводи дело до конца.

Приведу пример выстраданной инициативы. По действующему законодательству федеральные спасатели имеют более короткий срок службы и более ранний выход на пенсию, нежели их региональные и муниципальные коллеги. И зарплата у них выше. При этом они выполняют на 80–90 процентов те же функции, что регионалы и муниципалы. У региональных и муниципальных властей есть возможность компенсировать спасателям разницу в денежном довольствии, но со сроком выхода на пенсию они ничего сделать не могут.

Мы обратились с просьбой изменить норму закона и в Госдуму, и в Совет Федерации, чтобы региональные и муниципальные спасатели получили такие же пенсионные права, как и федеральные спасатели. Я на сто процентов уверен, что действуем в интересах людей. В апреле прошёл круглый стол по этой теме в Совете Федерации. Над нашим вопросом в Совете Федерации сейчас работает сенатор от Челябинской области Олег Цепкин.

Хочу отметить, что в недавнем обращении губернатора к депутатам Заксобрания чётко прозвучала мысль об усилении всех экоинициатив. Это и сохранение наших боров — создание «зелёного пояса», и непрерывный мониторинг окружающей среды, и более плотная работа со всеми предприятиями-загрязнителями.

— Что является для вас главной задачей в комитете экологии?

— Приносить пользу людям и матушке-природе, как бы пафосно это не звучало. Сейчас в нашем регионе в очень сложной ситуации оказались два памятника природы — озёра Аракуль и Большой Кисегач. Надо их спасать. Наша область славится тысячами озер, но многие из них сегодня испытывают огромную антропогенную нагрузку и нуждаются в бережном отношении.

На берегу Аракуля ещё не так давно работал замечательный рыбзавод с почти 100-летней историей. Он выращивал мальков сиговых пород рыбы и был основным поставщиком малька на Дальний Восток и в Сибирь. При этом предприятие не только вело хозяйственную деятельность, но и следило за состоянием водоёма. Затем завод обанкротили и сожгли, в буквальном смысле слова. А озеро, оставшись без хозяина, начало катастрофически мелеть, качество воды в нём ухудшилось.

В настоящее время ежегодно из Аракуля для нужд посёлка Вишнёвогорск предположительно берут 1,5 миллиона кубометров воды, а посёлок потребляет 450 тысяч кубометров. Более миллиона теряется в дырявом магистральном водоводе и городских сетях. У местных властей нет денег на его починку. Ситуация усугубляется тем, что Аракуль находится на границе Верхнеуфалейского и Каслинского районов. Впрочем, ситуация не выглядит безнадёжной. В ближайшее время я планирую встретиться с главами Верхнеуфалейского и Каслинского районов, чтобы решить, как мы совместно будем спасать этот водоём.

С озером Большой Кисегач всё ещё сложнее. Водозабор из озера осуществляет воинская часть, которая никому, кроме Министерства обороны, не подчиняется. Ежегодно военные забирают из озера около 2,5 миллионов кубометров воды, а обратно воду не возвращают. Воду Большого Кисегача отправляют в реку Коелгу, откуда она благополучно утекает в Северный Ледовитый океан. Это вопиющая ситуация. За последний год уровень воды в Большом Кисегаче снизился более чем на два метра.

На словах военные вроде бы готовы решать эту проблему, но эффективность их действий крайне мала. Ничего сверхъестественного мы не просим. Есть Водный кодекс РФ, надо просто его соблюдать.

— А разве спасение озёр входит в ваши должностные обязанности?

— Напрямую — нет, но депутатский контроль за природоохранной деятельностью никто не отменял.

— Используете ли вы в своей работе опыт коллег из-за рубежа? Какие экологические практики или технологии вам хочется внедрить в родном регионе?

— У каждой страны своя специфика, связанная с охраной окружающей среды. Не все практики нам подходят. А действия таких экоактивистов, как Грета Тунберг, или организаций, похожих на «Гринпис», я не приветствую. Безусловно, у них есть сильные стороны, но очень часто их деятельность носит явно провокационный и даже экстремистский характер.

Впрочем, мне нравятся город Куритиба и Жайме Лернер, который город-свалку превратил в город — архитектурное и культурное явление мирового масштаба.

Мы недооцениваем собственный потенциал. Напомню, Всероссийское общество охраны природы существует около 100 лет. Это одна из старейших подобных организаций в мире. Мы должны вернуть себе звание законодателя мод в экологической защите, которым по праву являлись в прошлые годы.

А в Челябинске объединяющей экологической идеей могло бы стать сохранение городского бора, с которого мы начали беседу. Я морщусь, когда слышу разговоры о том, что название «Челяба» произошло от некой «ямы». Имя городу дал городской бор, урочище Селяби (Челяби). Об этом, в частности, сообщал немецкий путешественник И. Г. Гмелин, составивший первое описание Челябинской крепости. Божественное, благодатное место. Не яма. Поэтому любые решения, которые касаются судьбы городского бора, на мой взгляд, должны не разделять, а объединять людей, любящих свой родной город. Мы должны научиться находить общий язык, как бы трудно это не было. Формула «Челяба не яма, а божественное благодатное место, моя Родина», поможет нам, переосмыслив, понять и принять себя, и медленно, но верно изменить экологическую обстановку в Челябинской области.